Наступил 1943 год — год перелома в войне. В начале июля началась битва на Курской Дуге. Фронт приблизился к городу, начались бомбежки. И 16 июля я попал в немецкую облаву вместе с сестрой; в эту же облаву попала семья отца Василия Веревкина: нас гнали под конвоем на запад. В сентябре сорок третьего я попал в лагерь Палдиский в Эстонию и пробыл до середины октября.
В лагере было около ста тысяч человек, среди нас, лагерников была высокая смертность от голода и болезней. Но нас поддерживало Таллиннское православное духовенство: в лагерь приезжали священники, привозили приставной Престол. Совершалось Богослужение. Из лагерников составился чудесный хор... То было духовное подкрепление нам, находящимся в концлагере. Богослужение совершал светлой памяти почивший отец Михаил Ридигер, — отец ныне здравствующего Патриарха Московского и всея Руси. С ним приезжал ныне здравствующий архиепископ Корнилий Таллиннский и всей Эстонии; а тогда он был просто псаломщиком.
В этом же лагере находился и отец Василий Веревкин. И таллиннское Духовенство обратилось к немцам с просьбой — отпустить священнослужителя и его семью. А немцы были уже не те немцы, что в начале войны, и пошли навстречу просьбе Духовенства. Отец Василий сопричислил к своей семье и меня с сестрой. И 14 октября, на Покров, нас отпустили в Таллинн. Туда мы приехали в солнечный день и я сразу вошел в церковь Симеона и Анны. Был я изможденный, голодный, чуть не падал от ветра. Войдя в Храм, я принес молитву Благодарения Божьей Матери за мое освобождение из лагеря. И для меня начался новый, духовный образ жизни. Я видел истинных священников, слушал их проникновенные проповеди; среди прихожан было много бывших эмигрантов из России, вынужденных покинуть Родину после октябрьской революции. Они горячо молились.
Я получил доступ к Духовной литературе и окунулся в то богатство духовных ценностей, что заключалось в тех книгах, которые мне давали читать. И тогда я впервые узнал, что был на Руси угодник Божий Серафим Саровский. Всех нас, конечно, интересовало, какова будет судьба России, нашей Родины, — какой она явится после войны. И мне запомнились такие слова из проповеди священника, что наступит золотое время для России, когда летом будут петь пасхальные песнопения, — Христос Воскрес.
Я стал вести дневник, он у меня сохранился, разные выписки, духовные наставления и особенно о России. И мы молились, веря, что «золотое время» наступит. Я был иподьяконом у Владыки Павла до конца войны и одновременно работал на частной фабрике. 22 сентября 1944 года город Таллинн был освобожден советскими войсками. И кругом послышался русский говор, русская речь... Приход наших войск церковь встретила колокольным звоном, — это было после праздника Рождества Божьей Матери.
После освобождения я был мобилизован и направлен в штаб флота КБФ. Но в свободное время — а оно было — оставался прихожанином собора Александра Невского в Таллинне и выполнял самые разные обязанности: и звонаря, и иподьякона, и прислужника. И так до конца войны. Дни победы 1945 года — пасхальные, над городом звучал благовест. И мы верили, что в жизни России начнется новая эра — эра возрождения национального самосознания.
Но до этого было еще далеко.
Здесь невольно встает вопрос, или проблема: русские среди немцев. Мы были среди немцев и только молитва и случай помог нам освободиться из лагеря; но и так называемые власовцы,— бойцы, добровольно входившие в состав РОА, — тоже были русские среди немцев. Известно, что до осени 1944 года Гитлер не разрешал создания РОА: были лишь отдельные отряды, которые немцы использовали для карательных акций, чтобы уж намертво связать русского человека с изменой Родине. Это — трагедия России, ведь РОА расшифровывается, как русская освободительная армия, и Гитлер не случайно опасался ее создания и разрешил лишь тогда, когда наши войска приближались к границе с Германией и конец войны был предрешен.
А разве не трагично то, что колокольный звон русских церквей прозвучал лишь после того, как враг вступил на русскую землю? Немцы позволили то, что запрещала воцарившаяся в России власть. И это сыграло свою роль для изменения политики большевиков по отношению к церкви. Сталин не захотел отдавать этой козырной карты фашистам. В сущности уже в первом обращении его к народу 3 июля 1941 года прозвучало церковное «Братья и сестры...»
Немцы же не противодействовали открытию церквей на оккупированной территории разумеется не ради «уважения» к православной вере народа, а ради пропаганды. Что касается национального возрождения, то после всех катаклизм революции и гражданской войны и уничтожения целых слоев, целых сословий русских людей, в том числе и духовенства, то для такого возрождения время тогда не настало еще. Двадцать лет безбожья и оголтелой атеистической пропаганды не прошли даром. Выросло целое поколение неверующих, атеистов, воспитанных на «героизме» Павла Морозова, предавшего своего отца... Предательство, донос культивировались в обществе, — к чему это могло привести?
А немцы, вбивая клин между народом и властью, разрешили молодым псковичам по рекомендации приходских священников учиться в Вильнецкой Духовной семинарии; она просуществовала до 1944 года. Некоторые из учившихся в ней позже учились со мной в Ленинградской семинарии. Словом, мы шли по неизвестной еще нам дороге, обращая лицо свое к Алтарю.
Но местные эмигранты относились к нам, как к людям не понимающим, возможно играли роль и политические мотивы. В период оккупации мне пришлось видеть и власовцев, они ходили в церковь, молились... Русский человек в этих труднейших обстоятельствах своего бытия возвращался на круги своя, — к православию, в церковь и здесь получал поддержку, утешение и наставление.
Мне вспоминается пресвитер отец Александр Киселев, который был духовником генерала Власова.. Был слух, что у них в отрядах были духовники — они окормляли духовно и несли дух национального самосознания. Понятно, почему Гитлер боялся соединения разрозненных отрядов власовцев в единую боевую единицу — РОА. Власов и его отряды воевали на стороне немцев, хотя известно, что Власов и его сторонники требовали признания независимости России. Немцы не хотели видеть нашу страну независимой.
И эта разность интересов все же обнаружилась, хотя и поздно. С 6-го на 7-ое мая 1945 года власовская дивизия под командованием полковника Буняченко перешла на сторону восставших против немцев пражан и освободила Прагу. И жители Праги приветствовали своих освободителей. Но к Праге приближались советские войска и, поняв в чем дело, повстанцы предложили дивизии Буняченко удалиться, те двинулись на запад.
Это — история. Я привел этот пример, чтобы показать трагедию русского человека, втянутого силой обстоятельств в борьбу со своими соотечественниками. Партия коммунистов возглавляла Отечественную войну советокого народа против фашизма и она же рушила святые храмы, воспитывавшие в людях патриотизм, верность Отечеству.
Есть легенда о том, что в блокадном Ленинграде, да и на других фронтах возили икону Казанской Божьей матери; что в Ленинграде совершались Крестные ходы с иконой в сторону Пулкова, где в августе — сентябре 1941 года шли особенно тяжелые бои. Но эта легенда не находит своего подтверждения. Из духовенства в осажденном городе осталось считанное количество священнослужителей: митрополит Алексий (Симанский), отец Павел Тарасов, отец Михаил Славницкий, отец Владимир Румянцев, отец Филофей Полозков — вот и все духовенство. И они были измождены голодом и вряд ли могли поднять икону. И кто бы позволил? Шли обстрелы, был введен комендантский час... Даже в 1942 году в Пасху запретили совершить Крестный ход в действующем Никольском соборе, — это задокументировано. Думаю, что один из авторов этой легенды Василий Швец просто не знал обстановки, когда писал об этом. Тоже можно сказать и о Сталинграде. Какие там могли быть Крестные ходы, если почти весь город был в руках немцев? А нашей оставалась лишь узкая полоска у Волги! И эта полоска простреливалась и с земли, и с воздуха. Провести Крестный ход было практически невозможно.
Другое дело, что война вынудила советское правительство изменить отношение к церкви — о причинах я уже писал выше. И то более на словах, с пропагандистской целью. А после войны было запрещено крестить, ходить по требам, произносить проповеди, а в 1948 году прошла новая волна ссылок священнослужителей в лагеря.
Но человек так устроен, что хочет верить в лучшее: и в Крестные ходы в войну, и в то, что Сталин в роковые дни перед московской битвой молился в Успенском соборе Кремля о победе... Нет, это было не в его демоническом характере и слишком много он нанес вреда православной церкви, чтобы молиться Святым Угодникам. Странно, но попытки реабилитировать Сталина предпринимаются с разных, порой даже диаметрально противоположных, сторон. А то был истинно демон, у которого руки по локоть в крови. И истреблял он не только Духовенство, но и выдающихся ученых, писателей, — все это известно.
Меня часто спрашивают об отношении к маршалу Жукову. То был человек иного плана, — талантливый полководец. Но когда я сегодня слышу разговоры о том, что Жукова надо канонизировать, — с этим я не могу согласиться. Как человек Жуков был достаточно жесткий, и Господь еще при жизни смирил его. Судьба великих полководцев бывает трагична, как Суворова, например.
Кого канонизировать — знает Бог. И среди русского народа было немало подвижников благочестия, мучеников, исповедников, и Господь откроет их имена.
