Апостол Павел сами страдания Христа называет крестом, говоря, что Иисус «вместо предлежавшей Ему радости претерпел крест» (Евр.12,2). Почему?
— Крест — и Христов, и крест христианина — это не только физические гвозди, терзающие Плоть Спасителя, или пули красноармейцев, которые летят в тела новомучеников. Крестом для Христа является и упрямство человеческой природы, и неспособность учеников веровать, и нежелание грешников каяться. А разве легко было видеть Сыну Божиему любые противления евангельской проповеди, коими становились, например, споры между учениками, жаждущими первенства? Крестом стало для Христа и переживание за иудейский народ, который так и не обратился весь ко Христу. Крест надо понимать более широко, нежели физические страдания. 
Что касается радости… Это — радость Богообщения, радость пребывания в Тайне Святой Троицы. Ибо трудно представить, чтобы у Святой Троицы было что-то, помимо радости и любви, — там не может быть мук и страданий. Подумайте: ведь если бы Христос не воплотился в Человека и не пришёл в мiр — Его ждала бы радость на Небеси. Вместо этой радости Он выбрал Крест, чтобы искупить грехи Его Творения — человека — и показать ему путь спасения.
— Слышала выражение, что крест бывает наружный и внутренний. Как это правильно понимать? И не едины ли эти два креста?
— В деле нашего искупления, совершённом Иисусом Христом, одинаково имели силу два креста — наружный и внутренний, под которыми разумеются душевные и телесные страдания и смерть. И так как Бог Сам нёс на Себе наружный крест на Голгофу, то очевидно, повелевая Своим последователям взять крест и идти за Ним, имел в виду тот и другой кресты. Думаю, под наружным крестом можно понимать социальные неустройства и скорби — повышение цен, увольнение с работы, теракты, стихийные бедствия… А внутренний крест — это могут быть страдания, борения, сомнения, которые часто не зависят от того, что происходит снаружи. Образно говоря, снаружи может цвести весна, а внутри человека — лютая стужа зимняя. Но может быть и так, что один зависит от другого. Я недавно был в психбольнице на Пряжке. Несчастные люди! К их внутреннему кресту — тяжкой болезни — присоединяется ещё и наружный крест — неволя, заточение в больнице, лечение.
— Пророк Исаия, увидев Бога, воскликнул в ужасе: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами… и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис.6,5). Тогда один из Серафимов прикоснулся к его устам горячим углём и сказал: «…беззаконие твоё отъемлется, и грех твой очищается» (Ис.6,7). А для нынешних христиан что служит таким углём очищающим — крест, Причастие?.. 
— У Исаии-то было мистическое видение — Господь в окружении Серафимов. Но он был пророк, — мы, грешные, недостойны подобного лицезрения. И это хорошо, иначе мы, поражённые видением, были бы не в состоянии ничего делать, а многие впали бы в прелесть, решив, что они избраны Богом, раз сподобились такого видения. Для того и даны пророки, чтобы доносить до нас откровения Божии. А нас это спасает от самомнения и самовозвышения. Для простых смертных — меня, моих близких, прихожан — всё может быть спасительным: и крест, и исповедь, и помазание елеем, и Причастие. А вот когда, через какое Таинство коснётся человека Господь — Одному Богу известно. Бывает, что даже Причастие не переживается человеком так сильно, как покаянная исповедь. Так же мощно, очищающе может подействовать паломничество, разговор с духовным человеком, поклонение мощам… Всё это — тайна спасения каждого отдельного человека.
— «Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возьмет крест свой, и последует Ми»(Лк.9,23). В чём в наше время состоит отвержение, т.е. отречение от себя?
— Крест — величайший символ любви к людям Бога Отца, но также свидетельство нашего послушания. Мы должны согласовать свою волю с волей Божией, ибо невозможно работать Богу и маммоне. Так, отвержение монахов — это отвержение ими мiра и уход в пустыню, в монастырь. Отвержения же мирян не видно, ведь человек по-прежнему остаётся в своей семье, живёт на той же улице, работает. Перемены происходят внутри — отречение от услад, от мечтаний, затей и желаний сердечных, от самолюбия. Конечно, мы должны трудиться, чтобы кормить семью, учить детей… Просто не надо мерить всё деньгами, не надо прилепляться к вещам. А вот мне, стыдно признаться, даже снится моя машина — снится! — потому что вечно ломается, требует ремонта, ухода, вложений. А ведь мне о другом думать надо, — я священник, пастырь. 
Интересное наблюдение: когда человек приходит к вере — он ищет личной встречи с Богом, которая и становится, кстати, углём очищающим. Но вот человек крестился, отрёкся от грехов, покаялся, а дальше со многими происходит необъяснимое: их затягивает, обволакивает, как паутиной, церковный быт своей налаженностью, правильной чередой… И человек успокаивается, перестаёт искать Бога — Его заменяет церковный быт, внешняя обрядность. Что делать? — Возвращаться к истокам, убегая от своего безчувствия, отрекаясь от бытообразного христианства. 
— Поразило изречение свт.Григория Нисского: «Взирать на крест — значит всю жизнь свою соделать как бы мёртвою и распятою для мiра». Но я более склонна радоваться жизни и не могу 
24 часа в сутки думать о смерти. Я плохая христианка?
— Свт.Иоанн Златоуст говорил: «Если намереваешься идти на Небо и получить там Царство, не спрашивай тогда, нет ли трудностей на этом пути… Хотя бы там были все человеческие бедствия: злословия, обиды, безчестия, меч, огонь, железо, звери, потопления, голод, болезнь… все беды, какие случаются в жизни…»
Меня в своё время поразило, что монахи — очень жизнерадостные люди. Хотя уж если кто и распят для мiра, так это они. Но и монахи не 
24 часа в сутки думают о смерти. Иначе невозможно было бы жить. Поэтому доля житейской жизнерадостности — это нормально. Владыка Антоний Сурожский говорил, что память смертная — это не о смерти постоянно думать и бояться её, а быть готовым к тому, что в любой момент жизнь может прекратиться. Смерти как небытия нет, — есть последующая жизнь во Царствии Небесном, которое есть радость. Я читал, что там даже Ангелы возрастают, познавая Бога. Значит, и мы не прекращаем совершенствоваться после смерти, но продолжаем возрастать, развиваемся дальше как личность. Поскольку Бог безконечен, то и приближение к Нему безконечно. 
Мёртвыми и распятыми мы должны быть для мiра грехов и страстей, но не для мiра — создания Божиего, который готов привести нас к Богу даже из грехопадшего состояния своей красотой. 
— Прп.Исаак Сирин писал: «Есть два способа взойти на крест: один — распятие тела, другой — восхождение в созерцание». Как это понимать? 
— Первый бывает следствием освобождения от страстей. Например, пост — это тоже своеобразное распятие тела. А второй — следствие действенности дел Духа. Восхождение в созерцание может быть через молитву, чтение богословских трудов. Но мне думается, второй способ не для всех, — он, как мистическое откровение, не каждому по силам. Ну, всякий ли человек способен вместить и понять, что Святая Троица — это и единство, и Троица одновременно, или что Бог был убит? Это — антиномия. Для человеческого ума эти понятия неподъёмны, непонятны до конца. В человеческом понимании Бог не может быть убит, а Троица не может быть Единицей. Но в Божественном понимании всё логично. Поэтому надо просто вслед за Сократом смиренно сказать себе: «Я знаю, что ничего не знаю», — и дать место в наших сердцах, душах и умах Богу, без Которого мы ничего не можем. Единственное чувство, достойное христианина, — чувство покаяния. А искать созерцаний и озарений — это есть жадность духовная, несмирение, гордыня. 
Вера в Христа, в Его Крест, в Его единственную жертву — спасительный якорь наш на все времена, в любых бедах и испытаниях.
Адрес: 198005, СПб, наб.Обводного канала, 116. Тел.316-00-93 
Записала Ирина РУБЦОВА

размышляет священник храма Воскресения Христова Георгий ПИМЕНОВ.