Игумен Иосиф
Ныне приснопоминаемый игумен Иосиф был насельником Свято-Успенской Почаевской Лавры. Кроме определенных монашеских послушаний, он нес еще труд прекрасного костоправа и целителя травами. Составлял мази, примочки и другие лекарства. Шли к нему все, кто нуждался в помощи. Был у него дар изгонять бесов. Отовсюду везли этих несчастных людей, чтобы исцелить их. Чувствуя силу Божию, лукавый начинал мучить свою жертву еще за 25 километров от Лавры. Когда в солнечную погоду едешь из Кременца на автобусе, то с этого места засверкают крытые золотом купола. И все пассажиры ждут этого момента, сразу закрестяться, зарадуются. А бесноватые начинают нечеловеческими голосами кричать: "Не поеду, не поеду! Он убьет, он выгонит! Не поеду!” Даже пытаются к двери подбежать, чтобы выпрыгнуть, едва удержат их. А когда привезут на место, то вовсе трудно с ними справиться. Обычно собирали их в храме Похвалы Божией Матери. Храм небольшой, уютный. Окна в нем очень высоко сделаны. Больные сидят на полу или стоят, вдруг как засуетяться, забегают туда-сюда, закричат: "Идет, идет! Сейчас выгонит!” "Уйду, уйду.” "Всё, конец мне, уходить надо!” А иные на стену прыгают. Одного мальчика лет восьми четверо мужчин удержать не могли, такая сила в нем от диавола была. Вырвался он и по стене к окну бросился, будто по полу. Едва справились, изловили, да успокоили, чтоб не разбился.
Отец Иосиф обычно тихонечко незаметно входил в храм и начинал молиться и четками бесов изгонять. Многих исцелял, изгоняя силу вражию из измученного тела человеческого, не давая бесу до смерти замучить больного. После отчитки падали они на пол, пена изо рта, судороги страшные, крики ужасные. Страшное зрелище, без содрогания нельзя наблюдать. А потом замирает человек, будто умер. Иногда даже подолгу лежат. А потом батюшка отдавал их родственникам, говорил чтобы напоили святой водичкой от стопочки Божией Матери и накормили, давал хлебца или щец.
Подвижник он был великий. Люди любили его, шли и ехали к нему, несли ему кто что мог. Он брал гостинцы одной рукой, а другой раздавал. Не брать не мог, чтобы не обидеть приносящих и многих подкармливал этими приношениями...
+ + +
Шел Великий Пост. У мамы моей был хронический абсцесс легких, и постами ей было особенно плохо, ибо при этой болезни нужно хорошее питание. Она очень боялась нарушить эти святые дни, но так стало ей плохо, что умирать засобиралась. Послала меня к о. Иосифу, чтобы посоветоваться, что делать, если я сиротой останусь в чужом краю. Пришла я к нему, батюшка всё расспросил, а потом куда-то пошел за занавесочку. Выходит и подает мне большой сверток и пачечку вафель. Говорит:
- Вот гусь, свари маме, мясо пусть не ест, а бульон, как лекарство пьет. Поправится! А это ты съешь.
Я ему говорю:
- Батюшка, я-то не болею.
А он:
- Съешь, съешь!
Пришлось исполнять послушание. А мама поправилась и даже в церковь смогла ходить на службы.
+ + +
Так получилось, что нам с мамой повезло и мы не сразу уехали из Лавры. Побыли там некоторое время. Тогда в 1961 году "богомольцев” преследовали власти, по дворам разыскивали, а, если находили, вмиг выгоняли из города. Правда, редко удавалось им это, потому что население было верующим и принимало и прятало приезжих. Бывало пойдут "с облавой”, а впереди квартала за два мальчик бежит и предупреждает: "Полицаи! Полицаи идут, ховайте богомольцев!” Сколько-то предупредит, а там другого пошлют, чтоб незаметно было. Хозяева сразу прячут своих постояльцев. Сады у всех большие. Так или в конец сада отведут, или в "студолу” (такой большой, по-нашему, амбар). Там сено в тюках, да снопы хранились. Вот так и прятали. Когда облава пройдет, хозяева идут и зовут потихоньку: "Эге! Де вы? Выходьтэ, выходьтэ! Всэ, пройшлы, никого не спiймалы. Йдыть вэчэряты!”
+ + +
Вот однажды у меня зуб так разболелся, что терпеть нельзя, а к вечеру не пойдешь. Обычно пол-пятого утра начиналась служба, на которую приходила вся братия, кто мог и кто еле-еле двигался. Свет не горел в храме, только лампады да свечи. Заходишь и не видишь ничего. Приглядишься, а по углам старички сидят с клюшками, и так хорошо на душе становиться, что они тоже смогли прийти и помолиться вместе со всеми. Их молитва сильная. Днем-то их нигде не увидишь.
Вот отстояла я тогда службу, потом раннюю Литургию. Зуд не проходит. Пошла домой, шла как раз по тротуарчику мимо храма Похвалы, а навстречу о. Иосиф, я обрадовалась, а он подходит ближе, улыбается, и, неожиданно, как стукнет меня четками по щеке. Ну и ладно! Пришла я домой и только вечером вспомнила, что зуб болел. Стала вспоминать, когда перестал болеть и оказалось, что именно после того шлепка четками я о нем и забыла. До сих пор корень так и сидит, а боли ни разу не было за 41 год!
+ + +
Под осень 1961 года гонение большое было на обитель и ее насельников. Многих забрали, многих молодых послушников, иноков и монахов отправили в армию (чтобы перевоспитать). Некоторые, которые послабее были, сами ушли, да в окрестностях Почаева поселились. Как птицы с гнезда согнанные, не улетают далеко от гнезда родного, разоренного врагом, а вьются рядом, так и ушедшие из Лавры не уходили далеко. Горько было все это слышать, и хоть мы давно уже были дома, но сильно переживали за всех их. Потом узнали, что отца Иосифа тоже забирали, допрашивали, а потом пару раз "садили”, т.е., взяв за плечи резко с силой садили на пол. Синяков нет, а позвоночник и внутренние органы страдают. Плохо стало старцу, отпустили его в Лавру. Других он всю жизнь лечил, и себя отходил помаленьку. Его снова "допросили” с усердием, опять еле живого выпустили. А после третьего раза уже не выправился наш чудотворный старец, отошел ко Господу, приняв мученическую смерть. Наверное, нужно не только за него молиться, но и просить его заступничества пред Господом в лихую годину, как и у многих других до конца претерпевших Христа ради!
Людмила Ошуркова,
псаломщица Покровского собора
 |
